Перечитываю старую книгу.Совсем забыла добавить ее в любимые, а ведь это книга, которая одно время была дял меня если не всем, то многим!По крайней мере, там я встретила сописание для себя идеала женщины.
"Перед ними, стоя на носке одной ноги и отбрасывая другую назад в легком беге, вставала из ноздреватого, как пена, серебра нагая Афродита Анадиомена с телом и головой Таис. Поднятое лицо, простертые к небу руки сочетали взлет ввысь и ласковое, полное любви объятие всего мира.
Игра лунного света на полированном серебряном теле придавала богине волшебную прозрачность. Пенорожденная, сотканная из света звезд, возникла на берегу Кипра из моря, чтобы поднять взоры смертных к звездам и красоте своих любимых, оторвав от повседневной необходимости Геи и темной власти
подземелий Кибелы. Ореол душевной и телесной чистоты, свойственный Таис и усиленный многократно, облекал богиню мягким, исходящим изнутри блеском.
А рядом с ней, на полшага позади, Артемис Аксиопена, отлитая из очень темной, почти черной бронзы, простирала вперед левую руку, отодвигая перед собой невидимую завесу, а правую подносила к кинжалу, спрятанному в узле волос на затылке. Лунные блики на непреклонном лице подчеркивали неотвратимое стремление всего тела, как и надлежало богине Воздательнице
по деяниям."
Таис, углубленная в созерцание обеих статуй, не заметила, какопустилась луна. Очертания скульптур изменились в предрассветном сумраке.
Аксиопена будто отступила в тень, Анадиомена растворилась в воздухе. Сошеломляющей внезапностью из-за хребта вспыхнули розовые очи Эос - яркойгорной зари. И явилось еще одно чудо. Багряный свет заиграл наполированном серебряном теле Анадиомены. Богиня потеряла звезднуюбесплотность лунной ночи и выступила перед благоговейными зрителями в
светоносном могуществе, почти ощущаемом физически. И, соперничая с нею всиле и красоте резких и мощных линий тела, Артемис Воздательница уже неказалась грозной черной тенью. Она стояла как воительница, устремленная кцели без ярости и гнева. Каждая черточка изваяния, сделанного Эхефиломболее резко, чем скульптура Клеофрада, отражала неотвратимость. Сила
восстающей Анадиомены звучала единым целым с красновато-черным воплощениемсудьбы. Обе стороны бытия - красота мечты и неумолимая ответственность засодеянное - предстали вместе столь ошеломительно, что Лисипп, покачавголовой, сказал, что богини должны стоять раздельно, иначе они вызовут смятение и раздвоение чувств.